Содержание:
4 апреля – день памяти великолепной и неповторимой Элины Быстрицкой (1928-2019). Ей исполнилось бы 95 лет
Предлагаю ее интервью-монолог 2016 года. Помню, этот текст мы с Элиной Авраамовной согласовали быстро, без поправок.
Единственное, — она попросила убрать фрагмент, где она рассказывает о своей юношеской любви к репрессированному юноше.
ИГРАЛА… ПЕТЬКУ
— В детстве я была очень отчаянная — даже дралась по-мальчишечьи. Потому что во дворе нужно было защитить себя и слабеньких. А я была сильная! Помню, однажды обидели мою подружку (наши мамы дружили).
Она была маленькая, худенькая. Я не разрешала её обижать — могла за неё подраться. Если меня хотели обидеть, всегда давала сдачи.
Самой большой моей страстью с детства был театр. Мы сами придумывали сюжеты, ставили домашние спектакли.
Например, «Чапаева». Мой брат играл Чапаева, а я Петьку. Потому что мне нравились слова, которые Петька в фильме говорил: «Тихо! Чапай думать будет!»
Когда началась война, мне было 13 лет. Я думала только о том, как приносить пользу. Буквально рвалась работать на Победу и пошла санитаркой в передвижной военный госпиталь.
Брала анализы крови, помогала отцу в лаборатории, потом закончила курсы медсестёр. Господи, я столько смертей видела, так часто слышала взрывы бомб и снарядов, что это стало обыденным делом.
До сих пор сама не знаю, как всё это выдержала! Нервный срыв случился лишь однажды, под Одессой.
Я везла в машине четверых раненых, а когда прибыли в госпиталь, они все оказались убиты — в дороге мы попали под обстрел, и все пули достались ребятам…
Ещё одно яркое воспоминание из юности: в 1944-м я приехала в родной Киев, а там вместо нашего дома — груда кирпичей.
До сих пор перед глазами обгоревшая груша, на которой раньше висели мои качели, а на соседской стене — остатки нашей крыши.
«ИЩИТЕ МЕНЯ В ДНЕПРЕ»
Мой папа, военный медик, очень надеялся, что я продолжу династию. Я с отличием закончила медтехникум в городе Нежине, получила диплом фельдшера-акушерки и даже приняла 15 полагающихся мне родов.
Но уже тогда понимала, что медицина не для меня. Поступила в музыкальную школу, при которой был балетный класс.
Никогда не забуду, как мама пришла посмотреть меня в спектакле «Маруся Богуславка», где в сцене «гарем султана» я в восточном костюме исполняла танец живота. Зрители аплодировали, а мама была очень недовольна, считая, что я исполняю что-то непотребное.
Родители были категорически против того, чтобы я стала артисткой. Поначалу папа запретил мне даже думать об этом, и я долго не решалась нарушить его запрет. А потом они поняли, что меня не переубедить.
На последнем курсе киевского театрального всё чуть не пошло прахом. 21 января 1953 г. должен был состояться концерт «Памяти Ленина». Я выучила «Сказку о Ленине» Натальи Забилы.
Сосредоточена была, стояла, повторяла многостраничный текст. И в это время один из студентов подкрался и дунул из свистульки в самое моё ухо. Я отреагировала немедленно — как залепила ему пощёчину!
Он отлетел аж метров на пять! А вечером разразился скандал. Мой педагог сказал: «Завтра будет подписан приказ о вашем отчислении».
Я ответила: «Если завтра будет приказ о моём отчислении, послезавтра ищите меня в Днепре». Повернулась и вышла…
Слово бы сдержала — клянусь! Во-первых, сама никогда не вру и терпеть этого не могу в других, а во-вторых, другого выхода не видела. Мне ведь было непросто учиться.
Родители за то, что пошла им наперекор, денег не присылали, поэтому параллельно я ещё и работала: ассистенткой у Эмиля Кио, была на подхвате в массовках… И вдруг всё потерять?
Собрали комсомольское собрание, припомнили мне такие «грехи», о которых я и подумать не могла. Постановили: «исключить Быстрицкую из комсомола и просить дирекцию исключить её из института».
Но, когда в райкоме потребовали сдать комсомольский билет, я сказала: «Я его получала на фронте и вам его не отдам!»
Влепили строгий выговор, который через два месяца сняли, и в результате институт я окончила с отличием. Но это «судилище» меня подтолкнуло к тому, что я захотела уехать с Украины.
Меня распределили в Херсонский драматический театр. Выбирать студентов приехал лично главный режиссёр театра. Он посмотрел на меня, пальчиком ткнул и сказал: «Сегодня в семь. Ресторан «Спорт».
Я ответила, что никуда не пойду. «Ну смотри! Тебе у меня работать!» Я никогда его больше не видела. Знала наверняка, что ни за что не поеду в его театр. Только из-за этого факта.
Как раз в это время в Киев с гастролями приехал Театр Моссовета, и я каким-то чудом добилась, чтобы они меня посмотрели. Просматривал главный режиссёр Юрий Завадский. Показ удался.
У меня приняли документы — 1 октября я должна была приехать в Москву на сбор труппы. Но за три недели до отъезда я вдруг все свои документы получила обратно.
В сопроводительном письме говорилось, что я не могу быть принята на работу, потому что у меня нет московской прописки…
Я чувствовала, что здесь что-то не так. Правду узнала только через три года, в 1957-м, во время съёмок «Тихого Дона». Помню, спросила моссоветовца Бориса Новикова: «Не знаешь, почему меня не взяли?»
Он ответил: «Да весь театр знает! Прислали штук двадцать анонимок с обвинением, что ты заявила: мол, буду жить с Завадским и играть все главные роли.
Вот в театре и решили: «Зачем нам эта грязь нужна?» Кто были авторы этих писем, теперь можно только гадать. Ну не поеду же я теперь доказывать, что ничего подобного не говорила?!
«ВОТ ТЕБЕ АКСИНЬЯ!»
О том, что Сергей Герасимов приступает к съёмкам «Тихого Дона» и ищет исполнителей главных ролей, я узнала от Аллы Ларионовой, с которой мы дружили.
О роли Аксиньи я мечтала со студенческой скамьи. Будучи в Москве проездом, позвонила Герасимову: «Дайте мне возможность попробоваться». Он ответил: «Приезжайте прямо сейчас»…
Претенденток на Аксинью было очень много, но последнее слово было за Шолоховым. Он выбрал меня… Когда отмечали 100-летие писателя, его дочь рассказала мне, как это произошло.
После выхода на экраны «Неоконченной повести» они взяли мою фотографию и показали отцу: «Вот тебе Аксинья». Поэтому потом при виде меня у него и вырвалось: «Так вот же она!»
«Тихий Дон» и работа с Герасимовым — это для меня как университет. У нас подобралась очень хорошая актёрская группа — Герасимов умел создать ансамбль.
Что запомнилось? В основном трудности — и погодные, и то, что надо было учиться скакать на лошади, а я лошадей боялась… Было довольно смешно, когда первый раз подвели коня — самого высокого и крупного. Великана. Но научилась же…
Помню, как снимали «постельную сцену» с Петром Глебовым, игравшим Григория Мелехова. Лежать с чужим мужчиной в постели я не хотела. Попросила: «Положите между нами хоть что-нибудь».
Свернули одеяло, просунули… (Смеётся.) После «Тихого Дона» тридцать старейшин донских казаков вручили мне грамоту на пергаменте в виде свитка, где объявили меня почётной казачкой и просили впредь называться не иначе как Аксинья Донская.
Я ответила, что фамилию отца не изменю, но чрезвычайно им благодарна за признание моих заслуг.
А свою Лёльку в фильме «Добровольцы» я посвятила маме, потому что помню её именно такой — в комсомольской косыночке. Для меня и по сей день люди, которые прошли войну, — это особые люди.
После выхода «Тихого Дона» и «Добровольцев» я стала очень популярна. И сестра Ольги Аросевой Леночка (она была моей подругой по Вильнюсскому театру, где я служила) посоветовала: «Иди в Малый, тебя там возьмут».
И вскоре я действительно получила приглашение перейти в труппу — сначала по договору, а затем (в марте 1959-го) с зачислением в штат. Исполнилась моя давняя мечта.
Я ведь ещё студенткой посмотрела четыре спектакля с участием всех корифеев на гастролях Малого в Киеве и грезила именно о таком театре.
КАК ВЕЛИТ ДУША
В 1962 г. я снималась у Георгия Натансона в фильме «Всё остаётся людям». Съёмки проходили в Ленинграде, где в те же дни был и Михаил Шолохов (он участвовал в симпозиуме писателей).
Я позвонила ему в гостиницу «Астория», сказала, что хотела бы повидаться с ним. Он говорит: «Ксюша, приходи!» (Он меня Ксюшей называл — как героиню «Тихого Дона».) Знаете, я так обрадовалась!
Когда поднялась в номер, увидела, что в комнатах стоят столы, за ними — вчерашние гости, какие-то остатки еды… В нос ударил запах перегара — это было что-то ужасное! Ещё больше меня поразил вид Шолохова: вот такие заплывшие глаза, красное лицо…
Я была так потрясена, что не удержалась и со свойственной мне дурацкой прямотой выпалила: «Михаил Александрович, как вы можете? Что вы делаете с писателем Шолоховым?!»
А он беззлобно на меня посмотрел и сказал: «Замолчи! Ты думаешь, я не знаю, что выше «Тихого Дона» я ничего не написал?!» И такая боль прозвучала в этих словах.
Вообще все причины моих так называемых конфликтов только в одном: я всегда поступаю так, как мне велит душа. И если что-то решаю для себя, то иду до конца.
Может, это мой максимализм, а может, это определённые принципы, которых я не нарушаю, потому что воспитана так. Там нет ничего необыкновенного: не врать и не предавать, не изменять себе.
Выше достоинства для меня привилегий нет. Ни деньги, ни благополучие меня не остановят, если я считаю, что задет вопрос чести.
К сожалению, в моей жизни были случаи, когда я сталкивалась с разного рода совсем не профессиональными проблемами.
Например, во время поездки в Англию один большой начальник, будучи руководителем советской делегации, делал мне недвусмысленные пошлые намёки.
Получив отпор, в открытую сказал: «Тогда ты больше вообще никуда не поедешь!» Я ответила: «Ну и что?!»
Когда меня пригласил к себе в кабинет другой большой советский начальник и прямо там стал приставать, я просто дала ему по морде — и ушла.
После этого меня какое-то время не посылали за границу. Как я к этому относилась? Да никак! Наплевательски. Я достаточно гордый человек.
Никуда не ходила ничего выяснять, не ходила просить. Жила и живу так, как считаю нужным. Никогда не пользовалась ничьим покровительством — я это презирала!
И при этом никаких простоев в моей карьере не было. Да, была в моей жизни чёрная полоса. После «Неоконченной повести» я начала сниматься у Ромма в «Убийстве на улице Данте», но заболела желтухой и потеряла роль.
Позже в театре я повредила ногу во время спектакля, доиграла спектакль, но порвала связку. Сыграла на хлорэтиле ещё два спектакля — получила ожог четвёртой степени, и мои роли стали играть дублёры.
Но, извините, в 58-м — «Тихий Дон», «Добровольцы», потом снимались фильмы-спектакли в Малом театре — «Старик», «Бешеные деньги», другие… Я снималась во Франции, в Болгарии, даже научилась говорить по-болгарски.
Много читала: стихи и прозу — сложа руки не сидела и никогда без работы не была! А вот сама от ролей в кино часто отказывалась. Для меня всегда было важно: кто снимает, с кем и где.
ЛЮБИЛА И БЫЛА СЧАСТЛИВА
Мой единственный муж был очень интересный человек — он работал в Министерстве внешней торговли. Нас познакомил во время съёмок «Тихого Дона» его друг. И мы были вместе 27 лет.
С ним мне было интересно общаться, ходить по театрам и галереям, потом обсуждать увиденное, спорить. Но подробности нашей жизни не люблю рассказывать.
Я считаю, что мой дом — это моя защита. Почему я должна впускать туда посторонних?! По поводу своей семейной жизни говорю: «У меня всё, что положено, было. Я любила и была счастлива». Расстаться была моя инициатива — решила и развелась.
Но я не одинока — есть родственники, есть близкие подруги, с одной дружим уже более 30 лет. А счастье для меня — это вставать утром и знать, что тебе есть что делать.